и организационный отряд международной буржуазии. Последние факты говорят, что эти господа скатились еще больше вниз и их приходится теперь рассматривать как разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе. В связи с этим необходима расправа с троцкистско-зиновьевскими мерзавцами»[1248]. Если до середины 1936 года за принадлежность к троцкистам и зиновьевцам были арестованы около пяти тысяч человек, то к концу года — 23 279[1249].

Что такого экстренного произошло 29 сентября 1936 года, что потребовало столь уникального постановления? В тот день ПБ приняло решение, ставившее СССР непосредственно на грань большой войны: начать операцию «X», схватку с фашистскими державами за Испанию. Мятежники при поддержке португальских «добровольцев» 27 сентября взяли Толедо в 70 километрах от Мадрида. Без помощи извне республиканское правительство было обречено. Без преувеличения, весь СССР следил за испанской драмой. «В каждом доме Советского Союза висит карта Испании, и я сам видел, как в районах вокруг Москвы крестьяне оставляли работу и отказывались от еды, чтобы успеть на радиопередачу о событиях в Испании»[1250], - делился впечатлениями Фейхтвангер. На кону была вся новая политическая линия Москвы, связанная с созданием народных фронтов, заключением пактов с Францией и Чехословакией, столь критикуемая троцкистами всего мира. «Оставшись на позиции невмешательства, Сталину, Молотову, Литвинову пришлось бы очень скоро открыто признать: ошибались они, а их идеологические противники — Троцкий, Зиновьев, Каменев — оказались правы… Предавая Испанскую Республику, группа Сталина совершила бы политическое самоубийство»[1251].

Один из лидеров путчистов генерал Эмилио Мола 1 октября, выступая по радио, произнес слова, которые вошли в историю. Он поведал, что наступление на столицу будет вестись четырьмя колоннами, а правительственный центр Мадрида будет атакован пятой колонной. Мола скоро погибнет в авиакатастрофе, но понятие «пятая колонна» закрепится в политическом дискурсе.

Политика невмешательства французского правительства подверглась жесткой критике. Молотов говорил Димитрову: «Мы не свергаем правительство Блюма, но мы критикуем Блюма»[1252]. Париж смягчил контроль на пиренейской границе, но время было потеряно. 11 октября Молотов и Каганович согласуют со Сталиным заявление: «Главное снабжение мятежников оружием идет через Португалию и через португальские порты. Минимальной и притом совершенно неотложной мерой положить конец этому снабжению и нарушению соглашения о невмешательстве должно было явиться немедленное установление контроля над португальскими портами»[1253]. Но Сталин предлагает им гораздо более радикальный текст, который заканчивался фразой: «Не желая оставаться в положении людей, невольно способствующих несправедливому делу, правительство Советского Союза видит лишь один выход из создавшегося положения: вернуть правительству Испании права и возможности закупать оружие вне Испании»[1254].

Советские военные консультанты и военное снаряжение прибыли как раз вовремя, чтобы помочь правительству удержать Мадрид. Присланные из СССР 500 иностранных коммунистов образовали ядро добровольческой интербригады, общая численность которой колебалась от 30 до 50 тысяч бойцов — французов, немцев, итальянцев, поляков, американцев, англичан, бельгийцев, славян из Балканских государств[1255]. Помощь шла по самым разным каналам, и решения принимались мгновенно. 13 октября Ворошилов пишет Молотову и Кагановичу: «По решению Политбюро наша фирма приобрела у технического управления чехословацкой армии для друзей 10 000 винтовок, 10 миллионов патронов и дополнительно 170 пулеметов с 2 миллионами патронов… Аванс и аккредитив на всю сумму гарантирован чешским банком. Пароход предоставляется друзьями. Прошу согласия на всю сделку в целом». Танки и самолеты шли по контрактам с Мексикой. Расчеты осуществлялись во многом за счет депонированного в Госбанке СССР золотого запаса Испании. 4 февраля 1937 года Молотов, Ворошилов и Сталин отправляют послание испанскому премьеру Ларго Кабальеро: «Желаем Вам и испанскому народу победы над внутренними и внешними врагами Испанской республики. Считаем своим долгом и впредь помогать Вам по мере возможности»[1256].

Схватка за Испанию резко обострила отношения с фашистскими державами. 9 октября 1936 года на столы Сталина и Молотова легло донесение разведки, в котором говорилось: «Настроения партийных руководящих кругов во главе с Гитлером за последнее время направлены явно на подготовку к войне в сравнительно недалеком будущем… Никаких сдерживающих элементов, ранее все же влиявших на Гитлера, более не существует»[1257].19 октября в Берлин прибыл министр иностранных дел Италии зять Муссолини граф Чиано. В центре состоявшихся переговоров — сотрудничество в борьбе с большевизмом. 25 октября союзнические отношения между Римом и Берлином были оформлены протоколом. 1 ноября Муссолини дал название новому альянсу: «Ось Берлин — Рим»[1258]. В Москве стало известно также о планах Германии и Японии заключить пакт на антисоветской основе. Затяжка произошла в основном из-за внутрияпонских событий, связанных с попыткой военного переворота. Молотов иронизировал:

— В Японии немало людей, которые решают считать себя свободными от больших внутренних забот, поскольку хотят превратить японские силы в союзника по осуществлению авантюристических планов германского фашизма насчет колоний и всяких захватов. Небольшая кучка разбушевавшихся тогда в Токио фашиствующих офицеров всего лишь на некоторое время, так сказать, «оттеснила» центральную власть в столице государства. Ведь потерявшиеся было на несколько дней министры так или иначе уже нашлись (смех, аплодисменты)[1259].

Но 15 ноября в Берлине Нейрат и его японский коллега Мусякодзи все-таки подписали Антикоминтерновский пакт и секретный протокол к нему. Гитлер заявил, что теперь он способен победить не только большевизм, но и всю Европу, включая Англию. Для СССР с пактом было все ясно.

— Договор является всего лишь ширмой для тайных захватнических и, в частности, антисоветских планов германских и японских империалистов, — говорил Молотов. — Очевидно, германские фашисты считают, что теперь могут вплотную заняться авантюрами внешнего порядка с подбором достойных для этого дела союзничков. У нас нет других чувств к великому германскому народу, кроме чувств дружбы и искреннего уважения (бурные аплодисменты), но господ фашистов лучше бы всего отнести к такой нации, «нации» «высшего» порядка, которая именуется «нацией» современных каннибалов-людоедов (аплодисменты)»[1260].

18 ноября Германия и Италия признали режим Франко. Начались прямые поставки ему оружия, из Гамбурга в Кадис прибыли немецкий авиалегион «Кондор» с тремястами самолетами и танковый корпус. 27 ноября испанское правительство обратилось в Лигу Наций с жалобой на вооруженную интервенцию Германии и Италии. Это был тот фон, на котором собрался VIII съезд Советов для принятия Конституции. Молотов говорил на нем:

— Теперь фашисты не только не терпят никаких демократических остатков в своих странах, где и без того «молчат, бо благоденствуют». Характерно, что фашисты видят для себя опасность в самом факте существования демократизма, даже если дело идет о демократизме в других странах. Поэтому, не считаясь с государственными границами и нарушая